На просмотре: Эдвард Мунк в Институте Кларка

Природа излучает, вибрирует, мутирует. Оно поет, качается и танцует. Две выставки в Институте Кларка освещают эту радость и сложность посредством феноменологических интерпретаций Эдварда Мунка (1863-1944) и его интимных отношений с природой, а также восьми «позиций» современных художников, размышляющих об антропоцене.

Половина работ Эдварда Мунка связана с природой, однако он не широко известен как художник-пейзажист. Институт Кларка обращается к этому неправильному восприятию в новой авторитетной выставке «Дрожащая земля», которая сосредотачивает непреходящие стремления Мунка с помощью более чем семидесяти пяти картин, гравюр и рисунков, которые действуют как визуальные дневники.

«Это напоминает мне, как я вижу мир, когда болею», — говорит один из посетителей. Он был болен, но Мунк — это нечто большее, чем беспорядок и жуткость. Его острое осознание могущества природы, возможно, привело к изменению видения и опыта, которые стали захватывающими.

В «Дрожащей земле» природа Мунка шипит, а ее цвета, текстуры, времена года и фольклор глубоко пережиты художником-космополитом, который посетил и жил в бурлящих столицах искусства Париже и Берлине, но остался укоренен в маленьких норвежских городках, таких как Осгордстранд, Экели, Крагеро и Хвитстен.

Эти места вдохновили большую часть его творчества в то время, когда индустриализация, научные открытия и философские теории развивались в отношениях с миром природы и нашим местом в нем.

Мунк, начитанный художник, интересующийся идеями, связанными с принципами немецкого мыслителя Эрнста Геккеля (1834-1919), который защищал идею эволюционного мира, состоящего из духа и материи. Свою приверженность монизму — вере в то, что все едино, жизнь — это все и, следовательно, взаимосвязано, он представляет на рисунке 1930 года, на котором изображены три концентрических энергетических круга, наложенных друг на друга. Внизу трясущаяся земля подталкивает остальных.

«Почва земли жаждала воздуха», — афористично писал Мунк. «Все живое и в движении».

Мунк подвергал сомнению природу природы. Создавая атмосферу сказок и народных традиций братьев Гримм, леса — это призрачные, жуткие королевства. Мы видим это в «Детях леса» (1901–1902), «Волшебном лесу» (1919–1925) и «Сказочном лесу» (1927–1929), где леса изображены как тайные, непроницаемые миры, с человеческими и нечеловеческими персонажами. Сказочные вечнозеленые деревья и небо отражают меняющиеся формы пламени.

Мунк также признает возвышенное, магнетическую силу, раскрытую в «Желтом бревне» (1912), завораживающую композицию глубины и вибрации, которая побуждает нас задуматься о дифференциации, а также о циклическом времени — росте, разложении, смерти. Зритель входит в картину, как в неф, наблюдая за текстурой коры деревьев, дополненной чешуйчатыми акцентами.

Природа — это место питания и символического изобилия (Плодородие, 1899–1900), но также и тихое запустение. Эти отдельные качества имеют тенденцию исчезать и сливаться; природа, как и творчество Мунка, уклоняется от строгой категоризации. Мунк улавливает границы непрерывного движения с помощью завитков и решительных волн, скульптурных мазков, органики из своей пленэрной практики и искаженной линзы, которая становится возвышенной.

СМОТРИТЕ ТАКЖЕ: «Крик» Эдварда Мунка оказался под угрозой повреждения человеческим дыханием

Мунк — мастер яркой пограничности, восхваляемой бесконечным лунным светом, тающим в море, как воск раскаленной свечи, тотемическими пляжными камнями, преломленным солнцем, угрюмыми зимними ночами и его гениальным сочетанием оттенков. Писатель Карл Уве Кнаусгорд, норвежец и страстный поклонник Мунка, говорит о его «телесности цвета» в книге, посвященной художнику. Результат уникален, цвет и текстура сливаются в песне обожания и скорби.

Впечатляющий визуальный диапазон, представленный на выставке, напоминает об уникальном подходе Мунка; он был пионером экспрессионизма («Весенняя вспашка», 1916) и включил протосюрреалистические онейрические сцены, а также импрессионистические штрихи. Тревожная, дестабилизирующая, головокружительная кривизна «Крика» пронизывает шоу и раскрывает дополнительную чувствительность.